1.

Вот любопытное дело: успеете ли Вы до пробуждения
остановиться и целиком окунуть лицо в выдуманную Вами ртуть?
Громко, с наигранно-театральной расстановкой, поздравить с днем рождения тщательно спрятанную под белыми шелковыми складками душевную муть?
У Вас пять минут; не задерживайтесь у треснувших пополам старых зеркал:
ничего не найдете в них, только привязанный к стеклам за слабые нити блеклый, тоскливый, даже не звериный, оскал.
Идите по коридору; там, возле окна, найдете металлический цветок,
выросший на Ваших гнилых мечтах, послуживших растению плодородной землей.
Возьмите и нож - пусть и тупой, - и отрежьте один стальной лепесток.
Глядите же: стебель затянулся на дрожащих руках крепкой петлей!
Кровь, как дорогое вино, струится по металлу, обвивая его с нежностью,
тело Ваше стремится туда, откуда явилось, - к холодной земле.
Чувствуете? В этом каменном коридоре запахло пугающей вечностью,
цветок и Вы - лишь две размытые фигуры в синевато-коричневой мгле.
Ломается с оглушающим треском плоть, но Вы не издаете ни звука -
что же, похвально. Что-то тягучее, пыльное стремится в угол ускользнуть:
то Ваша старушка-душа, освободившаяся, наконец, от созданной Вами муки,
усталая, забытая, смешанная с грязью, превратившаяся в болотную муть.
Цветок стальной тянет к ней свои лепестки: душа ему, должно быть, по вкусу.
И выпивает растение тягучую жидкость, и обвивает руки Ваши еще прочней;
и становятся медленно рассыпающееся тело и цветок нерушимым союзом.
А Вы вновь закрывайте налитые кровью глаза и засыпайте - скорей!..

2.

У обшарпанной, некогда синей, стены виднеется старый рояль,
он целиком покрыт холодной, обжигающе-мерзлой пылью.
Инструмент давно научен излучать лишь безмолвную печаль,
и только седыми ночами слышатся взмахи поддельно-слабых крыльев.
Ведь Ваша комната, Вы утверждаете, неспешно плавает напротив?
Что Вам отчетливо сказать, коль все так поразительно наоборот?
Бывает, звуки странной музыки, как слуги, осторожно бродят
и, незаметно для себя споткнувшись, летят в Ваш комнатный водоворот.
А Вы все щупаете стены, надеясь отыскать то мутное окно,
которое при танце солнечных лучей здесь прежде так обманчиво виднелось.
Однако нет окна; и волнам, знаете ли, все равно -
какое этим суетливым толпам до Вашего спасения дело?
Попробуйте забиться в узкий темный угол - быть может все же...
а, впрочем, стойте - это не имеет видимого смысла.
Скажите, что же - жизнь или покой - Вам более всего дороже,
или опять уклонитесь и станете перебирать в сознании все числа?
Сегодня вновь рояль родные звуки отпускает по малейшей капле,
и все они, упав в поток воды, окажутся летящими к дрожащим стенам,
а Вы захлебываться злобой будете в столь потрясающем спектакле,
когда все тело воспротивится ужасным и необратимым переменам.


3.

Усталые пути в который раз дрожат под слабыми ногами,
шарообразный воздух насмешливо толкает Вас в лицо.
Здесь пыльных книг ни разу не касались вязкими веками,
насквозь, до дна, прогнило широкое деревянное крыльцо.
Солнце не любопытствует, как прежде: испуг его силен,
тени без объявлений, открыто собираются на маскарад,
и, осушая острые бокалы, пляшут дико, будто обожженные углем.
Войдите; смотрите, как в углу собирает паззл уродливейший смрад.
Лишь часть одну он все найти не в силах - подсобите же ему взглядом,
и в благодарность Вам объятия свои он раскроет с любовью.
Не шевелитесь - книги упадут, висящие, как пауки, наполненные ядом,
и все слова, запечатленные в страницах, стекут по телу алой кровью.
Одно неловкое движенье - и тени сцепятся в кольцо вокруг,
как дети, привлеченные какой-нибудь пустой игрушкой,
и смрад - о нет, он вовсе Вам не милый, верный друг -
протянет паззл к теням с изображением гнилой избушки.
Вы взглядом силитесь дверь отыскать, дабы исчезнуть поскорее,
однако узкий тот проем затягивается плотной липкой паутиной.
Смеются тени: "Вам говорили осторожнее быть, мудрее?"
и после лакомиться начинают Вами, словно мертвечиной.